Депрессия косит игроков сильнее коронавируса. От нее страдали Буффон, Леннон и другие звезды.

Конкуренция с детских лет, бесконечные переезды, тотальное одиночество и физическая изношенность съедают игроков изнутри.

Возле подъезда уже собралась небольшая группа зевак – смотрели куда-то в небо. Прохожие сначала не понимали, что происходит: инстинктивно задирали головы, следуя за взглядами, и быстро понимали, что объект внимания не на небесах, а на карнизе. Мужчины хмурились, женщины охали. Бесформенные ботинки милиционеров стучали по лестнице к 15-му этажу. Наряд остановился перед нужной квартирой и замолотил в дверь, но та легко поддалась. Милиционеры побежали к окну в комнате. Один схватил стоящего на карнизе за ремень и сильно дернул внутрь. Снизу от подъезда ойкнул испуганный женский голос. Милиционер посмотрел на лицо неудавшегося самоубийцы и удивился – точно видел его по телевизору, но где и когда?

После первой, неудачной, попытки суицида судье и бывшему игроку «Спартака» Альмиру Каюмову оставалось жить четыре года – в 2013-м он шагнул под колеса «Газели». Из-за случая с окном рефери попал в психиатрическую клинику, где ему поставили диагноз «депрессия». Представительница ВОЗ в РФ Мелита Вуйнович отметила, что в Европе от депрессивных расстройств страдают 40 миллионов человек – в России людей с депрессией восемь миллионов. Но Каюмова отпустили всего через девять дней – нереальный срок для полного выздоровления.

В 2013-м профсоюз игроков FIFPro провел исследование в пяти европейских странах: оказалось, что 38% из 607 опрошенных действующих футболистов и 35% из 219 завершивших карьеру испытывают симптомы депрессии. При этом средний уровень людей с признаками депрессии в Европе – 18-20%.

Чтобы понять, почему богатые и успешные футболисты с дорогими тачками, женами-моделями и миллионами подписчиков страдают от депрессии, нужно разобраться, что это вообще такое.

Самое главное: депрессия – это настоящая смертельно опасная болезнь, а не просто плохое настроение. Причем плохо изученная болезнь – как и мозг в принципе, – что делает ее еще опаснее. Если коротко, депрессия работает так: в мозгу возникает резкий дефицит ферментов моноаминов, который в сочетании с внешними факторами ломает человека. Нехватка серотонина приводит к снижению аппетита и резкому изменению веса, обострению чувства вины и никчемности, возникновению суицидальных мыслей. А без дофамина и норадреналина человек чувствует вечную усталость, апатию и нулевую концентрацию.

Почему это происходит – до сих пор точно не понятно. Есть три очень размытые причины: генетическая предрасположенность, влияние других болезней, вроде псориаза или Паркинсона, стресс и мощная психологическая травма.

В сумерках 10 ноября 2009 года лысый мужчина припарковался недалеко от железнодорожной станции. Он покинул машину, положил на водительское место бумажник с документами и оставил дверь открытой. Человек вышел на пути и медленно побрел, глядя в пустоту. Через несколько минут шпалы под ногами завибрировали, в спину мужчины ударил яркий свет, а яростный гудок поезда, несущегося со скоростью 160 км/ч, заставил его вздрогнуть. Но не сойти с рельс. 32-летний Роберт Энке, бессменный первый номер «Ганновера», основной игрок машины Лёва и лучший вратарь предыдущего сезона, покончил с собой.

Депрессия Энке началась в 2003 году, когда Франк Райкард сменил Луи ван Гала в «Барсе» и выпер ненужного третьего вратаря. Роберт уехал в аренду в «Фенербахче», где в первом же матче пропустил три гола от «Истанбулспора». За это неадекватные турецкие фанаты закидали его бутылками и камнями прямо на поле. Энке сразу же вернулся в «Барсу» и полгода сидел дома, не проходя даже на скамейку. Тогда он начал ходить к психологу, и ему диагностировали депрессию. Затем кипер перешел в «Ганновер» и стал надежным первым номером, звездой лиги – даже получил вызов в сборную. На фоне ремиссии у Энке родилась дочь Лара – казалось, что жизнь налаживается, но оказалось, что у девочки врожденный порок сердца. Через два года она умерла во время операции, и вратарь сорвался в глубочайший рецидив, который привел к самоубийству.

Как правило, депрессия двигается волнообразно. Первый случай заболевания на фоне психологической травмы – острый – поддается лечению за несколько месяцев и может никогда не повториться, если жизнь идет хорошо. Но если рецидив случается, то психологическая яма оказывается гораздо глубже, чем в первый раз, а вылезти из нее еще сложнее. И чем дальше, тем жестче оказываются приступы, которые переходят в хроническую болезнь.

Так же случилось и с Энке: вратаря выбросили из клуба мечты, а затем публично унизили в Турции. Из этого эпизода Роберт выбрался, но смерть дочери опустила его в беспросветную яму. «С этим нельзя смириться. Такую боль можно лишь слегка приглушить. Это происходит, только когда я выхожу на поле – когда нужно собраться и побеждать», – говорил Энке.

Хотя семейная трагедия была наиболее сильным фактором, снежный ком боли, которая уничтожила Роберта, запустил именно футбол. «Футбол – здесь ты постоянно должен быть эдаким альфа-самцом. Принято считать, что футболисты действуют как единая команда, но это заблуждение. Да, одноклубники – твои партнеры по коллективу, но в первую очередь они конкуренты. Представьте себе футбольный клуб. В обойме 40-45 игроков, но на поле есть место только для 11. Одних центральных полузащитников может быть шесть-восемь человек, а в основу попадают только несколько. Поэтому каждый день приходится сражаться за место в составе, и ты не имеешь права проявить слабость, показать, что тебя что-то беспокоит, или рассказать о проблемах с психикой. В противном случае тренер просто отправит тебя на скамейку запасных. Дать ему повод сделать это нельзя», – рассказывал бывший игрок «Бёрнли» Кларк Карлайл.

Он никогда не был звездой, хотя и засветился в АПЛ. Первую попытку суицида Карлайл совершил в 2001 году. Сначала о Кларке писали в газетах как о надежде страны, а затем он оказался в «КПР» из донной лиги. В больнице ему назначили работу с психологом, но клуб выписал Кларка, не дожидаясь прихода специалиста – просто сказали, чтобы больше так не делал. Следующие восемь лет футболист жил с постоянным чувством тревоги, не знал, к кому пойти, и срывался в запои. «В 2010-м у меня диагностировали депрессию. Я обратился к клубному врачу, который прописал мне 20 мг флуоксетина в день. И только этим я лечился. У меня не было понимания, что мне следует делать в подобные моменты. Я не осознавал, что провоцировало и обостряло мою депрессию. Знал лишь, что напивался, а когда завязал, стал сбегать от проблем через видеоигры. После завершения карьеры у Кларка случился новый эпизод – в 2015-м он прыгнул под грузовик, но выжил. В 2017-м ситуация повторилась, но в этот раз мужчину спас прохожий.

Болезнь спровоцировали неудачи на поле, ужасающая самооценка, развод с женой, завершение карьеры, потеря работы на телевидении и долги. При этом депрессия настолько коварна, что Карлайл, осознавая диагноз и понимая, что его тревоги преувеличены нарушенной химией в мозге, все равно доходил до попыток суицида. В светлые моменты он выступает с лекциями и своим примером пытается предостеречь других игроков. Оказалось, что он далеко не одинок: «Когда я начал рассказывать о депрессии, партнеры захотели послушать. Многие понимали, что чувствуют нечто схожее, и потом подходили ко мне за советом».

Эктор Бельерин давно понял, что нужно говорить о депрессии открыто, чтобы иметь шанс победить ее. «Футболисты до сих пор боятся говорить о своих проблемах, потому что спорт ассоциируется с мужественностью. Но футболист не обязан быть альфа-самцом. Аарон Леннон рассказал о своей депрессии, и кто-то спросил, как он может испытывать это, если зарабатывает столько денег. Игрок может быть невероятно одинок. Если ваша семья живет в другом месте, то вы приходите в дом, в котором никого нет. До недавнего времени футболисты должны были притворяться, будто депрессия или одиночество никогда не были проблемой», – говорил защитник «Арсенала».

Аарон Леннон, в отличие от Карлайла, добрался до статуса звезды, когда заболел депрессией. В нулевых Аарона называли очередной надеждой Англии, но когда в «Тоттенхэм» пришел Маурисио Почеттино, Леннон потерял место и статус – Поч считал его банальным бегунком. Аарона сдали в аренду «Эвертону», он понравился Роберто Мартинесу, и «ириски» купили вингера. Но тут клуб возглавил Роналд Куман, и ситуация повторилась один в один. Леннон нашел себя 30-летним, никому не нужным, не оправдавшим надежд и бредущим вдоль оживленной трассы между Ливерпулем и Манчестером. Пока Аарон выбирал, под какую машину броситься, его задержали полицейские и отправили на принудительное лечение. В отличие от Энке и Карлайла, Леннон вырулил – в 2018-м ушел в «Бёрнли» и, по его словам, получает колоссальное наслаждение, как в лучшие годы. Сейчас ему уже 32 года, в этом сезоне вингер играет в среднем 30 минут за матч, и завершение карьеры близко – Аарон автоматически попадает в группу риска рецидива болезни.

Болезни Энке, Карлайла и Леннона объединяет один важнейший симптом: рухнувшая самооценка на фоне завышенных ожиданий. Родители, тренеры, медиа, одноклубники и фанаты с самого начала карьеры нереально завышают планку для футболистов. И когда они не могут ее достать (или им кажется, что не могут), это запускает механизм депрессии. «Футбол – глобальный феномен. Ведущих игроков знает весь мир. К этому идешь и ты. В девять лет меня фактически отделили от сверстников, я ушел из обычной школы в академию. Обо мне писали в местных газетах, меня возносили до небес, ожидалось, что я стану звездой. И когда в 16 лет вдруг лишаешься этой мечты –оказываешься в самом низу. Люди, сумевшие хотя бы год поиграть на профессиональном уровне, – это 0,1%. Это само по себе достижение. Тех, кто задерживается наверху на 10 лет, еще меньше», – говорил Карлайл.

Именно убитая самооценка привела к депрессии Федора Черенкова – после неудачных игр хав уничтожал себя даже за вынужденные ошибки. На фоне стресса полузащитник «Спартака» трижды пытался покончить с собой. Черенков ложился в клиники на лечение, но тренеры постоянно выдергивали его задолго до конца терапии, поэтому каждые два года у Федора повторялись приступы панических атак. Из-за этого один из умнейших русских игроков не сыграл ни на одном Евро или ЧМ.

Самое ужасное, что ни сам Черенков, ни его близкие не говорили открыто о его состоянии – в интервью они называют это размытым словом «болезнь». Безосновательный страх показаться слабым или каким-то не таким в глазах людей консервирует депрессию, а это и ведет к худшему – суициду или серьезным болезням сердца.

Болезнь не видит статуса и не признает заслуг – даже величайшие игроки сталкиваются с ней. В 2003 году в депрессию окукнулся Джанлуиджи Буффон. Несколько месяцев он испытывал полнейшую апатию. Вратарю казалось, что всем вокруг был нужен лишь его образ – а сам Джиджи, простой обычный парень, никому не интересен.

Однажды перед матчем Серии А у Буффона случилась паническая атака. Он подошел к Ивано Бордону, тренеру вратарей «Юве», и сказал: «Передай Кименти, чтобы он разминался, я не хочу играть». Бордон сказал не торопиться с решением. Кименти начал разминку, и через три минуты Джиджи стало очень неудобно. Его разозлила мысль о том, что эмоции сильнее него, и кипер отыграл все назад.

«Я преодолел депрессию, общаясь с людьми. Читал, что Мэрилин Монро справилась с ней, наблюдая за миром из окна лимузина. Что-то не верится. Если бы я не поделился своим опытом, мраком и растерянностью с другими, то не справился бы. Я понимал, что передо мной трудный выбор: сдаться или бросить вызов, столкнуться со слабостями, которые есть у всех нас. Я никогда не боялся показывать слабость или плакать. Со мной бывает, мне не стыдно. Это дорогого стоит – понять, как разобраться с такой ситуацией. Это знание приходит со свободой», – резюмировал Буффон.

От депрессии нельзя защититься маской или мытьем рук. Ей может заболеть любой человек в любой момент – и звезда футбола, и самый тихий человек. Зато вакцина тоже доступна каждому: ни в коем случае нельзя держать в себе боль и страх. Необходимо давать им свободу и выговариваться.

Артема Мазилкина